Все знали, что война будет, и она пришла. В моем родном Петергофе это ощущалось мало. Город ещё жил как цельный живой организм, хотя облик его в чём-то изменился. Больше машин стало проходить по Красному проспекту. С неба чаще доносилось гудение самолётов, уходивших в сторону Ленинграда и Кронштадта. На улицах появились плакаты, призывавшие граждан изучать военное дело. И люди учились стрелять, действовать штыком, бросать гранаты, поджигать танки.

Все понимали – Родина в величайшей опасности. В июле 1941 года в Петергофе были созданы два истребительных батальона войск НКВД Ленинградской области - 78-й и 79-й. Я добровольно вступил в 78-й. Нашей задачей была борьба с диверсантами, шпионами и парашютистами врага, а также несение патрульной службы. В один из августовских дней я и командир отделения Новиков вышли патрулировать дорогу Петергоф – деревня Низино. Движения здесь было мало, но одну повозку всё же мы встретили. В ней находились двое – женщина, управлявшая конём, и мужчина, устроившийся на груде картофеля. «Надо проверить, кто этот гражданин», - сказал Новиков. Он потребовал, чтобы неизвестный слез с телеги и предъявил документы, а мне сказал: «Держи его под прицелом». Бывший моряк, Новиков был человеком опытным и что-то заподозрил. Он быстро разбросал картошку и обнаружил радиостанцию. «Ваша?», – спросил он незнакомца, тот резко замотал головой. Однако повод для его задержания был, и мы доставили этого человека в штаб батальона. Через пару дней мы узнали, что в ходе следствия выяснилось, что это был немецкий лазутчик. Конечно, подобные случаи бывали нечасто, и истребители стали поговаривать о том, когда же начнётся настоящая война.

Ждать этого пришлось недолго. В ночь на 23 сентября 1941 года оба батальона были подняты по тревоге и совершили марш-бросок под Стрельну и на Ропшинское шоссе. Там они оказались лицом к лицу с врагом.

На рассвете наш 78-й батальон пересек железнодорожную насыпь и стал занимать брошенные советскими войсками позиции. Мы, вчерашние девятиклассники, я и Костя Артамонов устроились в большом окопе, передняя часть которого была накрыта двумя толстыми досками, которые в ближайшие минуты спасли нам жизнь. Наблюдая движение большого количества людей, противник молчал. Мы даже подумали, что немцы принимают нас, одетых в гражданскую одежду, за толпу идущих сдаваться в плен. Но вскоре дивизия рассеялась, и враг открыл ураганный огонь. Особенно активно работали миномёты.

Мина попала в доски над нашими головами и сразу перевернула мои представления о войне. Я глянул на затвор винтовки и стряхнул с него комочки земли. Упал на дно соседнего окопа пожилой боец, уставив в небо небритое лицо. Удушливый, противный дым взрывчатки лез в лёгкие. В ушах звенело, за ворот насыпалась земля. Многие тысячи взрывов мин, бомб, снарядов видел я потом за четыре года войны. Был ранен, контужен и, может быть, даже привык к этой стрельбе. Но тогда, в сентябре 1941 года, первая для меня мина сразу дала понять, что война – не кино.

Как ни ждал я первого боя, как внутренне ни готовился к нему, думая, что он будет победным, а всё ж между лопаток пополз неприятный холодок, сердце забилось неровными, тугими ударами. Подумалось: «А ведь и в меня могло попасть!». Посерьезнели лица моих однокашников, тоже не нюхавших ещё пороху. Сжали зубы «старики».

А немецкие мины малого калибра стали падать дождём. В ответ застрочили наши пулемёты, ударили винтовки, и бой стал разгораться. «Эх, пушечки бы поддержали», - прокричал кто-то. И вдруг, словно в ответ, далеко за спиной громыхнул залп. Над нами, сверля воздух, пролетели тяжёлые снаряды. Они срубали деревья, разрывались в гуще фашистов. Затем последовали ещё два таких же уничтожающих залпа. Это стреляли артиллеристы Балтфлота. Оказалось, моряки-корректировщики передали им просьбу нашего командира батальона, поддерживать нас огнём и сообщили координаты врага.

В новую атаку фашисты пошли только через два часа. Они атаковали весь день. «Истребители» отбивались огнём и гранатами, контратаковали и позицию не сдали. Потери с обеих сторон были большие. Не менее трёх рот фашистов было уничтожено. Их трупы лежали на нейтральной полосе и рядом с нашими позициями.

Наступили сумерки, и не громко прозвучал приказ - отход. Колонна защитников истерзанной земли потянулась в Петергоф. Вот он, родной мой город, на улицах тишина. Сквозь замаскированные окна кое-где проникают лучики электрического света. Командиры понимали – истребителям необходимо подкрепиться. Поэтому часть бойцов развели по ещё действующим городским столовым, некоторых отпустили по домам. Мне, командир отделения Новиков сказал: «Сходи, поужинай и быстро в батальон». До нашего дома рукой подать. И вот он, двухэтажный, деревянный стоит целёхонек. Но, нет, на фасаде я вижу большие пробоины от осколков снарядов. Ага, значит, и тут стреляли. Стучусь и в последний раз в жизни переступаю родной порог. Отец сидит за столом, ожидая ужин, а я уже в объятиях мамы. Ставлю винтовку в уголок, мою руки, и ужин начинается. Мама поясняет: «Мы решили последнюю курицу скушать». Она ставит передо мной тарелку с курятиной и жареной картошкой - настоящий пир. Работая челюстями, я бросаю взгляд в уголок, где стоит моя винтовка, а рядом на гвоздике висит мой любимый школьный портфель – подарок отца. Мама стоит у плиты спиной к столу, и плечи её вздрагивают. И вдруг слышится её плачущий голос: «Если его убьют, я этого не переживу». Голос обращен к отцу, но я выскакиваю из-за стола, обнимаю ее за плечи и говорю: «Мамочка, кто меня убьёт, ты сама подумай, если все будут отсиживаться по домам, кто же защитит нашу страну?».

Мама, конечно, все понимает, но можно представить, как болит её душа. Ведь единственный сын уходит на фронт, а я беру винтовку и направляюсь к двери, последние прощальные слова и, исчезая в темноте, я слышу крик мамы: «Когда тебя опять отпустят?». Мой ответ: «Завтра!». Этого завтра пришлось ждать пять лет, когда я получил первый послевоенный отпуск. В Латвию, куда фашисты загнали моих родителей, я приехал из побеждённой Германии, где служил в штабе 3-й Гвардейской танковой армии, входившей в состав группы советских оккупационных войск в Германии.

А тогда я пришел в школу, где располагался наш батальон. Люди готовились ко сну. Но тут раздалась команда: «На выход!». Она прозвучала для нас, как прощание с Петергофом. Потрепанные 78-й и 79-й истребительные батальоны были объединены и по приказу совершили десятикилометровый марш в Ораниенбаум. Здесь мы узнали, что Петергоф захвачен фашистами. Значит, мои родители попали в лапы врага, и ещё одна горькая весть – в том первом бою погиб мой одноклассник и друг Лёва Бушуев. Ах, какой груз лёг на мою душу. Но война продолжалась, и истребители приступили к несению патрульной службы в Ораниенбауме.

Мы уходили из родного Петергофа нижней, приморской дорогой. В Ораниенбаум вошли на рассвете. Старинный город, известный прекрасным парком, Китайским дворцом, Катальной горкой – шедеврами старых мастеров. Город встретил нас пустынными улицами, на которых кое-где виднелись воронки от снарядов. Многие километры занятой врагом прибрежной полосы залива отделяли теперь Ораниенбаумский пятачок от зажатого в тиски Ленинграда.

Наш батальон, теперь уже под номером 79 разместился в школе на южной окраине Ораниенбаума. Школу окружали пустые двухэтажные здания и брошенные одноэтажные жилые дома. Один из таких домиков заняла батальонная кухня, где нам варили жиденькие супы и выдавали по 300 граммов суррогатного хлеба. К весне 1942 года я, как и другие бойцы – истребители, превратился в полного дистрофика и заболел цингой. За напряжением каждого дня терялась острота потерь, заглушалось личное горе, хотя временами сердце сжималось от боли при мысли о родителях, о Петергофе.

Появление здесь вооружённых людей привлекло внимание противника, и вскоре вокруг стали падать снаряды. Во время таких огневых налетов сильно была повреждена крыша четырехэтажной школы, а личный состав переселился на первый и второй этажи.

Такова первая страница моей фронтовой жизни. Читателю может показаться, что она не содержит ничего особенного. Но если нарисовать всю картину сложившейся тогда на Ленинградском фронте обстановки, то первый бой наших истребительных батальонов можно назвать настоящим подвигом.

Мы в те дни, конечно, не знали, что противник предпринимает ожесточённые атаки, чтобы с юга ворваться в Ленинград, что бои идут на рубежах Лигово, Кискино, Верхнее Койрово, Пулковских высот, районы Московский Славянки, Шушар и Колпино.

После упорных боёв противник захватил посёлок Володарский, что открывало ему возможность через Стрельну и Петергоф прорваться к Ораниенбауму, который обороняли 8-я армия и другие части, составлявшие Приморскую оперативную группу. Они удерживали фронт протяженностью 65 километров, а Ораниенбаумский пятачок прикрывал с суши главную базу Балтийского флота - Кронштадт. Южная часть этого фронта была очень ослаблена, и её требовалось срочно укрепить. Однако пополнение из Ленинграда задерживалось на сутки. Поэтому командующий 10-й стрелковой дивизией 8-й армии, генерал Духанов обратился к командирам Петергофских истребительных батальонов с просьбой вывести 78-й и 79-й батальоны под Стрельну и на Ропшинское шоссе с задачей задержать на сутки продвижение врага. Задачу наши батальоны выполнили. А за это время из Ленинграда прибыло пополнение, что позволило серьёзно укрепить слабый фланг обороны на Ораниенбаумском пятачке. Таким образом, жертвы, принесённые 78-м и 79-м истребительными батальонами, оказались ненапрасными.

Важно отметить, что в те дни целый воздушный флот фашистов штурмовал с воздуха корабли Краснознамённого Балтийского флота, их главную базу – Кронштадт и артиллерийские форты. Целью врага было открыть дорогу на Ленинград по Финскому заливу, до которого от Кронштадта оставалось 48 километров. Фашисты рассчитывали на внезапность ударов с воздуха. Однако Балтийский флот к этому времени получил радары и с помощью этой новой техники мог обнаруживать вражеские самолеты за 150 километров до их приближения. Поэтому корабли встречали воздушную армаду врага численностью до 400 самолётов массированным огнём зенитных орудий и пулемётов. Битва балтийцев с вражескими юнкерсами продолжалась 21, 22 и 23 сентября. Флот понёс некоторые потери, но остался хозяином Финского залива. Корабельная артиллерия помогла защитникам Ораниенбаумского плацдарма отразить все атаки четырёх вражеских дивизий. Здесь враг не продвинулся ни на шаг.

Ещё раз хочу подчеркнуть, что в этих боях 78-й и 79-й истребительные батальоны сорвали быстрое продвижение немцев на Петергоф и далее – на Ориниенбаум. Именно в этом и заключается боевая заслуга истребителей в укреплении обороны Восточной окраины Ораниенбаумского пятачка. Их подвиг позволил выиграть время, за которое прибывшее из Ленинграда пополнение прочно прикрыло слабый участок обороны Ораниенбаумского пятачка.

Олег Соболев,

участник ВОВ и Ленинградский блокадник

_________________________________